[в сердце скерцо]

А вчера я была на речном вокзале.
Там была Линор Горалик.
В здании проходила выставка "Евангельский проект", на которой современные фотографии были подписаны строчками из Евангелие. Мне не особо понравилось. Но это неважно.

Ещё забавно, что какие-то незнакомые люди на входе выдавали листовки Новой Драмы, в рамках которой в субботу будет читка пьесы моей же сестры.

О, Линор...

Несколько стихов из сборника "Подсекай, Петруша". То, что она вчера читала.

А снег все идет, падает,
идет, падает.

И мы в нем идем и падаем,
идем и падаем.

А шар все встряхивают и встряхивают,
встряхивают и встряхивают.

* * *

Нет, за пять лет для нас мало что изменится.
Через пять лет для нас мало что изменится и за восемь.
Через восемь для нас и за десять изменится не очень многое.
Через десять лет им будет по пять, некоторым – по восемь.
Они будут думать, что за год все изменится до неузнаваемости.
Еще через пять – что все, возможно, здорово изменится через пару лет.
Еще через восемь – что за десять лет, в целом, может измениться очень многое, -
но только не мы.
Мы ведь были точно такими же и пять лет назад, и восемь, и десять, -
только больше ростом - и ещё что-то,
изменившееся совершенно неуловимо, -
незначительное,
неважно.
«Через десять лет,» - будут думать они, глядя на нас. – «Может быть, через двадцать.»
Рано или поздно, но непременно.
И это страшно, но неизбежно.
Им тогда будет – нет, еще не очень много, -
но тем, другим, уже будет по пять или по восемь,
и всё будет меняться
так быстро.
Так.
Чудовищно.
Быстро.

Мы могли бы тогда сказать им:
«Надо просто потерпеть – лет восемь или десять».
Но к этому времени очень многое может измениться.
В первую очередь – для нас, конечно.

***

Молочный брат молочную сестру
щипает за молочное предплечье,
да так, что остается желтячок, -
помарка масла на молочном супе,
нечеткое родимое пятно,
единое на весь состав детсада.
Кто наших лет, тот нам молочный брат:
мы вскормлены одной молочной кухней.
О чем ты, Саш, какая "Пепси-кола".
Какая Родина, какое, ты чего.


* * *

Нелюбимая,
мы поженимся на тебе, как положено близнецам.
Сделаем в тебе девочку,
будем кормить тебя солеными огурцами,
удерживать с двух сторон за колени,
пока она будет тужиться
из тебя наружу.
Все, что нам нужно -
это ее душа,
ее душа.
Ее восемнадцать пальчиков, шесть языков, одиннадцать полушарий.
Нелюбимая,
даже когда бы мы сами ее рожали,
она бы и вполовину не была так хороша.

* * *

Только давай по-честному: что прибрал к себе – то Твоё,
а не делать из этого вторсырьё.

В крайнем случае – чтобы сразу двадцать.

Потому что лучше ад, чем заново пробираться
через это всё:
уносящее варежку чертово колесо;
мальчик Вова, знающий абсолютно всё;
мама, которой нет до пяти часов;
и как кто-то умер, а вам с сестрой не показывают,
и как кусаешься, а они оттаскивают,
обнимают, успокаивают.

Нет уж, прибрал – клади за пазуху и веди себя, как хозяин.
А то отнял чужую игрушку, выпотрошил – и сует назад.

Началось всё в семь, закончилось в половину девятого.

Знаете - смотрится даже забавно. Когда Линор сидит под прожекторами и камерами, сидит спокойно, закинув ногу на ногу, читает с ноутбука, у неё качаются серёжки, и видны глаза за очками - спокойные, невозмутимые. Она читает, а в полном-полном зале сидят и стоят люди с пустыми глазами, которым просто плющит мозги от её стихов. Она говорит в малой октаве, я часто слышу окончания её предложений на ноте ми. Потом понимаю, что я опять отвлеклась и задумалась, продолжаю слушать её дальше. Смотреть в её сторону больно, слишком много прожекторов, режет глаза. Рассматриваю людей, их лица. У некоторых в глазах слёзы. Когда всё кончилось, к нам подошли знакомые и сказали, что у нас тоже в глазах были слёзы. А мы и не заметили. Я подошла к Линор, она нарисовала мне своего зайца ПЦ (это тот самый, с которого я начала своё знакомство с её творчеством). Медленно спускаемся, берём одежду. Медленно-медленно заворачиваемся в шарфы, накидываем пальто на плечи, выходим. Стоим на крыльце, пропускаем несколько автобусов. Наконец, я потихоньку выхожу из этого своеобразного гипноза и иду к остановке. Медленно. Считая каждый шаг. Остальных не отпустило, они остались на крыльце. А мне вроде как и всё равно. Я сажусь в троллейбус, в самый угол и конец. Пока еду, меня отпустило до конца.
Волшебный вечер. Странный.

Comments

[Kaltsifer]

забавно и прелюбопытственно...

[~ Князь Мышкин ~]

Полосатости Побоюсь показаться невежественным, но всё же спрошу - а кто такая Линор Горалик?

[Ticky]

от стихов в очень странном впечатлении *_* в них надо впиливать)))

[Лисы по ту сторону дождя]

Ты здорово это всё описала...

[в сердце скерцо]

~ Князь Мышкин ~
Э, ну я не могу вот так вот объяснить.))
Погугли )

[~ Князь Мышкин ~]

Полосатости Да я уже Я понял кто она... Веселая тётенька Ты мне еще её мультики про зайца ПЦ показывала

[~ Князь Мышкин ~]

Полосатости И псевдоним у неё интересный, сразу Эдгар По вспомнился Nevermore!

[в сердце скерцо]

Мультиков по ПЦ нет, только стрипы.

[~ Князь Мышкин ~]

Полосатости Ага, я знаю, просто неправильно выразился