Мёртвый рокер дороже живого. Дурацкий мир, да?
Перед полётом в Москву закачала в телефон все альбомы Земфиры, и как только самолёт нырнул под московские облака и начал приземление в Домодедово, Земфира запела мне в уши: "Вороны-москвички меня разбудили". Да, думаю, актуальненько, только стрелки ровно на два часа не назад, а вперёд, а так, конечно, всё по канону.

На следующий день, решив, что нужно сменить один бар на другой, шли с Натальей в третьем часу ночи по бульварному кольцу, и в районе Петровки решили, что сейчас именно тот самый момент, когда можно пойти качаться на качелях в Эрмитаже. И пошли, и улеглись вместе в паутинку, болтали ногами, смотрели на черные ветки и почти неоновое небо, говорили о кино, "как в кино" и, конечно же, любви.

Ещё через пару дней мой дорогой друг, у которого я живу, когда приезжаю, спрашивает меня о планах на день, я спрашиваю его о том же, сходимся на том, что у обоих встреча, и "до вечера". На встрече решаем пойти в Третьяковку. Где-то в районе зала с Флавицким сталкиваемся лбами с дорогим другом. Делаем вид, что незнакомы. Переписываемся в вотсаппе.
" - Я в шоке!
- Я теперь не могу спокойно воспринимать картины!
- У тебя необычный макияж?
- О, ты заметил!
- Кстати, ты где?
- У Врубеля, вблизи "Сирени". А ты?
- У Антокольского.
- Жене сказал, что к любовнице, любовнице, что к жене, а сам в библиотеку!"

На следующий день договариваемся пойти в МАММ и встретиться в шесть у метро. И когда я в час пик в московском метро иду в самом эпицентре (в переходе с театральной на охотный ряд) и пишу маме про ситуацию в Третьяковке ("мам, ну ты представь, 13 миллионов людей, другой конец города, Третьяковка!"), находясь в течении сотен людей, под руку меня хватает дорогой друг.
Эээ. Шок.